Мы - истребители - Страница 2

— Речь не плавает, голова не кружится?

— Говорит, что чувствует себя хорошо. Кроме сильной слабости и обычных послеоперационных болей, с ним все в порядке. Кушать потребовал. Я велела ему каши принести, манной.

— Правильно, если немного, то можно. Но то, что он чувствует себя хорошо, вот это странно, — ответила главврач и постучала в дверь без номера.

— Войдите! — послышалось с той стороны.

Приоткрыв дверь, Елена Степановна сказала не входя:

— Он очнулся, — после чего направилась осматривать пациента.

Через несколько секунд их догнал мужчина лет тридцати в форме сержанта НКВД.

Первой, толкнув дверь, в палату вошла Елена Степановна.

— Нельзя больше, больной, — как раз в это время отобрала у пациента тарелку с остатками каши пожилая санитарка Марья Петровна.

— Можно-можно, — потянулся за едой перебинтованный юноша, но сморщился, вернулся на место и, несколько секунд посмотрев на Марью Петровну жалобными глазами, начал всхлипывать.

Почти синхронно завторила ему Марья Петровна.

— На, покушай, еще немного можно, — наконец не выдержала она.

— Ха, всегда срабатывает, — тихо промурлыкал раненый и снова стал наворачивать кашу. Голос он понизил, но не сильно. Похоже, ему было известно, что санитарка была туга на оба уха, но вот вошедшие его прекрасно слышали.

— Так что скажете, Марья Петровна, к чему этот сон? А? — спросил уже громко больной.

— М-да. Кадр, нам попался… — ошарашенно пробормотала Елена Степановна.

Повернув голову, юноша сверкнул ярко-голубыми глазами и с интересом посмотрел на вошедших, при этом интенсивней заработав ложкой. Похоже было, что он небезосновательно считал, что поесть ему не дадут.

Почти сразу на мой крик прибежала санитарка, а за ней медсестра. Когда под меня ловко подсунули утку, никакого смущения я не испытал, я счастливо улыбался. И не оттого, что успел, — хотя и это тоже — а оттого, что шевелил пальцами ОБЕИХ НОГ. Оказалось, я тогда посмотрел на полусогнутую ногу, то есть до колена увидел, а остальную часть нет. Фу-ух-х, такое облегчение! Целые!

— Больной, как вы себя чувствуете?

— Да вроде нормально, пока не понял. Еще пить хочу и… ф-у-у… помыться.

Попив из чайника, носик которого поднесла к моим губам медсестра, я принялся осматривать себя. Обе руки целые. Левая только забинтована по локоть. Левая нога полностью в гипсе, от паха до кончиков пальцев. Грудь и живот тоже все в бинтах. Короче, куда же меня ранили?

Тут на глаза попалась медсестра.

— Извините, мы не представлены друг другу. Вячеслав Суворов, а вы? — спросил я, пока санитарка уносила утку.

— Медсестра Маша Дроздова.

— Маша? Машенька. Как вы прекрасны сегодня. — Осмотрев зардевшуюся от комплимента женщину примерно лет двадцати шести — двадцати семи, добавил: — Машенька, не томите меня, скажите, я серьезно ранен?

— Я сейчас позову вашего врача, она все и объяснит, — отказалась отвечать Маша. В это время в палату вошла санитарка, неся тазик с водой и тряпкой. Чем медсестра и воспользовалась, выскользнув из палаты.

— Ну что, больной, приступим? — громко спросила санитарка.

— Ага. У меня тут вопрос образовался, вы… ага, Марья Петровна. Скажите, можете объяснить, что означают некоторые сны?

— А то ж…

Манная каша была на удивление вкусной. Наворачивая ее, я услышал от дверей чей-то ошарашенный голос:

— М-да. Ну и кадр нам попался…

Обернувшись, посмотрел на стоящих в дверях людей.

Уже знакомая медсестра Маша привела еще двоих. Женщину во врачебном халате и сержанта в форме НКВД. Сто процентов местный особист.

— Здрасте, — поздоровался я и, подхватив остатки хлеба, стал им вытирать тарелку. В животе ощущалась приятная тяжесть.

— Здравствуйте, больной, — ответила женщина.

Особист остался у двери, но смотрел и слушал внимательно.

— Я ваш врач, а также главврач этого госпиталя, Елена Степановна, — представилась она и, присев на стул рядом, открыла принесённую с собой папку. — Давайте начнем осмотр…

— … в общем, все хорошо. Заживление идет даже лучше, чем мы предполагали. Это показывает, что ваш крепкий и молодой организм прекрасно справляется с ранениями. Вы что-то хотите спросить?

— Хотел?! Да я у вас уже раз пять спрашивал, что со мной!

— У вас, Вячеслав, тяжелое ранение левой ноги, перебита малая берцовая кость. Мелкие осколки получили также левая сторона тела, живот, грудь и левая рука.

— А-а-а. Ну да, у меня же на крыле пушечный снаряд разорвался. Помню-помню, а как же. Но вот посадку — нет. Помнится, как на аэродром свой ястребок вел, и все, расплывчато как-то… Можно еще воды, а то горло пересохло?

— Да, конечно. Маша!

Снова попив из чайника, я поблагодарил с Машу и спросил:

— Так когда я на ноги встану?

— У вас тяжелые ранения. Полгода в госпитале — это минимум, что я могу вам обещать, и это если осложнений не будет. А пока отдыхайте. Помните, что сон — лучшее лекарство.

— Понятно. Да, кстати, а какое сегодня число и время?

— Второе сентября. Десять часов дня. Отдыхайте. — Елена Степановна встала и, подхватив папку, в которую что-то записывала при обследовании, направилась к выходу, а вот сержант задержался. Выпроводив всех из палаты, он подошел к койке и, присев на стул, предложил:

— Ну что, Суворов, давай знакомиться?

— Давайте, — ответил я осторожно.

— Я в курсе, так что со мной можешь разговаривать спокойно.

— Вы это о чем? — разыграл я удивление.

— Дивизионного комиссара помнишь? Макарова?